Любовь нежна?

Этот рассказ родился из этюда - небольшой театральной зарисовки. Посвящён нашему товарищу - Саше Азовскому, ушедшему из жизни задолго до своего тридцатилетия...

ЛЮБОВЬ  НЕЖНА?

                                                                                    Не сказав ни единого слова,                                                                                           Мы любили друг друга  безмолвно.

                                                                                                                                   И. Кохановский.

                                                                                                                   Саше.

       Холодный ветер задувал под пальто, приподнимал его полы, морозил ноги и студил лицо.

       “Разве это октябрь!”  —  негодовала Вера, замерзая на остановке и оглядывая наметённые за три дня сугробы.

       Троллейбуса не было  давно, и она с беспокойством поглядывала на часы, думая, что сын уже проснулся и её маме придётся самой покормить его.

       Вдалеке показался троллейбус. Ей было всё равно, какой маршрут  —  она не потеряет времени, даже поехав с пересадкой. Но, когда троллейбус уже подходил к остановке, мимолётный взгляд, брошенный на водителя, застыл, и Вера вся подалась вперёд. Как?..  Не может быть!

       Напряжённый взгляд, следящий за дорогой, плотно сжатые губы, коротко подстриженные волосы (как она не любила эту его причёску!), изящные руки на этом огромном и грубом руле...

       Нет, это Саша...

       Двери открылись, но Вера постучала в переднюю —  не открытую. Он окинул её быстрым взглядом  и тоже замер, удивлённый.

       Растерявшись, механически открыл дверь в салон, дверь к водителю...

       —  Здравствуй, Саша.

       —  Здравствуй.

       Сухой, официальный тон. Казалось, он был очень недоволен этой встречей, а она сама ему неприятна.

       Но Вера привыкла к его тону ещё тогда, давно, и знала, что это не так. Саша редко улыбался и, даже если был очень рад, говорил сухо и неприязненно. Даже в самые счастливые минуты его лицо казалось озабоченным, недовольным и редко-редко освещалось улыбкой. Странно. И как раз когда он встречался с неприятным ему человеком, он был особенно вежлив, корректен и чаще улыбался.

       Вот и сейчас, Вроде бы полностью поглощённый ситуацией на дороге, ведением троллейбуса, Саша  был очень рад этой встрече.

       Вера поняла это по тому, как на секунду потеплел (и снова захмурился) его взгляд, брошенный в зеркало на её отражение; по тому, как, закрывая дверь в кабину, он слегка задел её руку и задержал на пару секунд.

       И чем больше он мрачнел, тем более радостно становилось у неё на душе.

       —  Ах, Саша, как же ты тогда странно исчез.

       —  Когда это? —  даже неприязнь была в его голосе.

       —  Ты же помнишь, о чём я говорю.

       Улыбнувшись, Вера положила руку на его плечо. Он дёрнул им, как  бы желая сбросить её.

       “Ах ты, упрямый ослёнок, —  подумала Вера. —  Я же знаю, что ты только и мечтаешь, чтобы я оставила свою руку здесь».

       И действительно, второго подобного жеста не последовало.

       —  Ревнивец ты, Отелло. Это же мой двоюродный брат. Он приехал ко мне всего на один день. Специально ко мне. А я  в театре. Мама и сказала ему, где и во сколько  он может меня встретить. Она же не знала, вернусь ли я домой после театра. А ему вскоре уезжать...

       —  Ты могла и не объясняться, —  грубо оборвал он её.

       Мотнув головой, слегка коснулся руки, лежавшей по-прежнему на его плече. И Вера поняла, что с его ранимой души упал камень, давивший его всё это долгое время.

       Ну всё, с этим покончено. Теперь можно задать мучающий её вопрос.

       —  Но скажи, как ты очутился за рулём? Ты же учился в институте.      

       — Я его закончил. А кому сейчас нужны инженеры? Тебе, да?  Проучился на курсах и вот —  работаю.

       —  Понятно. А то я так удивилась, увидев тебя.

       Немного помолчали.

       —  Ты замужем?

       Ага, это его больной вопрос. И столько времени молчать! Не звонить, не появляться, а мучиться в одиночестве и мучить её... Все её обстоятельства не позволяли ей первой позвонить ему, и главное  —  сын...

       Плечо напряглось. Ах, да, она слишком долго молчит.

       —  Нет, Саша, нет. Я не замужем.

       Они уже проехали несколько остановок. Он спокойно, не дёргая, вёл троллейбус, открывал и закрывал двери, объявлял остановки. Скоро ей выходить. Остановка расположена далеко от её дома, но, может быть, Саша высадит её пораньше?

       —  Саша, ты не остановишься чуть-чуть пораньше, чтобы я не возвращалась?

       —  Выйдешь, где все,  —  последовал резкий ответ.

       Ну, конечно. Разве от него чего-нибудь другого дождёшься?

       —  Можно я вечером приду к тебе?

       Этот вопрос и тот неожиданно мягкий  и даже робкий тон, которым он был задан, поразили её.

       —  Конечно, Саша. Я буду очень, —  она подчеркнула это слово, —  ждать тебя. Я так рада.

       Он  передёрнул плечами.

       —  Можешь не ждать. Сказал  —  приду.

       Через несколько метров  —  остановка. Вера наклонилась к нему, ласково коснулась губами щеки (идеально выбритой  — как всегда):

       —  Посмотришь на сына. Ему уже год и месяц.

       Дверь открылась, и она, выпорхнув, побежала домой. А до Саши только сейчас дошёл смысл слов, сказанных Верой.

       Что?!

       Сын?

       Он судорожно стал считать месяцы. Пересчитал. Снова посчитал чуть не по пальцам...

       Да, всё верно. Недаром она так похорошела.

       И она ничего ему не сказала! Она могла остановить его одним словом! —  и промолчала. Гордая. Впрочем, это в её характере: молчать, терпеть и ждать.

       Но столько месяцев  —  больше полутора лет  —  носить одной свою тайну... Неужели он так её обидел?

       Саша посмотрел на часы. Ещё два часа до конца смены  —  как долго.

       Скорее бы!

1994 г.